Может быть, когда проеду мимо я, Грубым словом вас и помяну — Вы ведь, моя прежняя любимая, Поменяли имя и страну.
Может быть, когда я вас увижу, Заново родившуюся тут, Вспыхнет и во мне любовь к Парижу, Как и к вам, на несколько минут.
На холодной глади белой лилией Вы не принимали свет дневной. Может быть, когда-то и любили вы, Может, были счастливы со мной?
А теперь вам, как фонарь во мраке, Светит тускло мой стиховный бред, И уже нерусские собаки По-нерусски вам пролают вслед.
Но и в этом бесполезном свете, Босиком ютясь среди зимы, Вы, конечно, вспомните о лете, Где когда-то распускались мы.
Где хотели в небе разминуться Облаками, белого белей, И упасть на землю, как на блюдце, Белою пушинкой с тополей. А в Париже, а в Париже Фонари тусклей, и жиже Их холодный, их печальный, бесполезный свет.
А в Париже, а в Париже Голуби летают ниже Тех, что были в синем небе Наших с вами лет. 2006 год
А музыка одна
Как эти звуки хрупки, Что теребят мозги И превращают звезды в гитарный трень! И у короткой юбки Есть что-то от музыки — Плыть над землей и удивлять не лень.
Как эти тени серы, Что не сплетаются И расстаются к дому на полпути! И у Надежды с Верой Не получается Третью сестрицу — Любовь — найти.
И музыка одна, Вся про нее она, По клавишам из дней Вся музыка о ней.
Как эти окна тусклы — В них и не пахнет сном, И на подушках юбка рыдает — ниц. По переулкам узким, Пьяное, как вино, Эхо гуляет окриком двух сестриц.
В них музыка одна, Вся про нее она, По клавишам из дней Вся музыка о ней. Белым крылом голубки Пух тополей мела Давняя ночь в клумбы и во дворы. Помню, в короткой юбке Рядом со мною шла Девочка милая с именем третьей сестры.
И музыка была Вся про нее светла, По клавишам из дней Вся музыка о ней. 1998 год
А она младше вдвое
А она младше вдвое, У нее на ветрах Белый парусник в море Ждет на полных парах.
Белый парусник хлипкий, Неприступен и горд, Покидает с улыбкой Ослепительный порт.
С Ним она уплывает, В берег топнув ногой. Ей вдогонку кивает Вдвое младше Другой.
Ветер космы полощет, Бьет хлыстом по волне… С этим было бы проще И в другом — наравне.
А она по привычке, Как всегда не со зла, Вдвое больше обычного В порт свезет барахла:
Самых горьких историй По три в каждой руке. Он возьмет ее в море, Только сам — налегке. Полупьян и всклокочен, Будет в каждом порту Видеть в каждой — «не очень». В каждой видеть «не ту».
А ее укачает — Море так не право! Всех она повстречает… Но уже без Него. 1994 год
Аисты
Танцуют аисты на поле В звенящей утренней тиши, И смотрим мы со сладкой болью Из проезжающих машин.
И тишина спадает в день такой хороший, Чтоб не спугнуть слетевших с неба птиц, И крылья хлопают, как хлопают ладоши Любви, танцующей на бис.
Танцуют аисты так нервно И тишину на клочья рвут — Как будто день на свете первый Они слетели и живут.
Не потому, что нынче в этом мире старом Для их любви настала череда, А потому, что в этом танце станут парой Отныне раз и навсегда.
Как им легко купаться в утре, И небо крыльями рубить, И гладить нежно перья-кудри, И друг для друга парой быть,
И эту жизнь считать земной удачей редкой, И понимать — не долог в ней полет, И знать, что голубь, не видавший клетки, Цены свободе в небе не поймет. Танцуют аисты на поле В звенящей утренней тиши, И смотрят все со сладкой болью Из проезжающих машин
Как два, впервые улетевшие от стаи, Забыв на время неба высоту… Вот так и мы с тобой когда-то парой стали У всех прохожих на виду. 2008 год
Айседора
Написал на зеркале в гримерной Золотоголовый парень в черном, Непомерно влюбчив, в меру пьян, Первый на Руси, как первый в Риме, В час признанья прима-балерине: «Люблю Айседору Дункан».
Всех на свете баб подмять готовый, Золотоголовый и бедовый, Сплетней уподоблен кобелю… Сердцу не найдя до сих отрады, По стеклу алмазом скреб-карябал: «Айседора, я тебя люблю…»
Русских кабаков без драк не сыщешь. Серебро стихов — в пропойных тыщах. Золото волос летит в стакан. Хор цыганский весел безучастно, И рыдает поутру участок: «Люблю Айседору Дункан…»
Выплеснулась синь из глаз, как возглас — Юношеский пыл — на женский возраст. Плавает, не топится в хмелю. Не роман — спанье при всех и в свете Как стекло алмазом — сердце сплетни. «Айседора, я тебя люблю…»
Что ж ты, жеребенок, бледно-розов,
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента
К сожалению, полный текст книги недоступен для бесплатного чтения в связи с жалобой правообладателя.
