Валерий Попов Плясать до смерти
   Валерий Попов родился в Казани, окончил Ленинградский электротехнический институт и сценарный факультет ВГИКа. Автор двадцати книг прозы, переведенных на многие языки. Лауреат премий имени Сергея Довлатова (1993), “Северная Пальмира” (1998), “Золотой Остап” (1999), Новой Пушкинской премии (2009). Живет в Санкт-Петербурге.
   Валерий ПОПОВ
   Плясать досмерти
   Глава 1
   – Ну, ждите! Скоро, даст бог, станете папашей! А вам надо бы настроиться посерьезней! – Это она Нонне. Та хихикнула.
   – Ну? Ты поняла? – отстраняясь от нее, произнес я строго.
   – Нися – во-о! – бодро проговорила она.
   Мы поцеловались, и она с сумкой на плече ушла в гулкие кафельные помещения – стук шагов затихал. Я стоял, прислушивался и, когда он окончательно затих, вышел.
   Нет. Домой не пойду. Не высижу! Мама, я думаю, поймет, что я где-то переживаю.
   Нашел двушку. Диск, как было принято в те годы, крутился с трудом, приходилось вести каждую цифру по кругу не только туда, но и обратно. Упарился!
   – Алло!
   – Ну? – мрачно произнес Кузя.
   Что за тон? Чуть было, обидевшись, не повесил трубку, и тогда прощай, двушка! Но вовремя сообразил, что мрачность относится к его делам, не к моим. Продолжил:
   – Новостей пока нет. Увез в роддом.
   – И моя… с ребенком вернется, – проговорил он.
   – Как?! Она же вроде не?..
   – Заходи, – буркнул он и повесил трубку.
   Кузина новость сразила меня: его Алла тоже решила завести дитя! Причем, как грустно сформулировал Кузя, “внеполовым путем”. Не то что Алла так уж была равнодушна к вопросам пола, скорее наоборот. Но процесс зачатия как некая обязаловка плюс время вынашивания, потерянное для дел, претили ее бурной натуре. И тут захотела все с разлету решить, победив природу.
   – В Нижний поехала, к себе. У нее там сестра померла в родах.
   – Но там, видать, и отец есть? – предположил я.
   – А ее это не волнует! – воскликнул он.
   Да, дикое ее упрямство знакомо, особенно ему.
   – Все! Теперь покоя мне больше не будет! Теперь я тут так… окурок! – Кузя раскинулся на любимой софе, на медвежьей шкуре, где он любил уютно лежать с антикварной пепельницей, утыканной окурками, как пень опятами. В последний раз?
   Высокие, закругленные сверху окна. Вечерняя заря осветила ковры, бронзовые рамы, фарфоровые вазы. Скоро тут пеленки будут висеть. Как, впрочем, и у меня! Но, переживая за друга, о себе как-то забыл.
   – Ясно! Рожать ей неохота! – вещал Кузя. – А вот так – можно! И исключительно ради того, чтобы все это (широкий жест) не досталось вашему бедному дитю!
   – Как?! – воскликнул я.
   Оно еще даже не родилось, а с ним уже борются! Что за судьба?
   Кинулся к телефону:
   – Сейчас. – Лихорадочно набрал номер и попал сразу, и мне сказали, что у меня родилась дочь!
   – Ура! – вскричал я. – Дочь!
   – Ну вот, это другое дело! – отозвался Кузя. – Такую наследницу я и хотел! Во всяком случае…
   – …она не будет тут тебе мешать! – рассудительно произнес я. – А войдет… когда нужно, – мягко сформулировал.
   – …когда нас уже не будет! – довольный, подхватил Кузя. Такой ход его устраивал: сколько лет еще можно тут будет лежать! – И этой, надеюсь, тоже уже не будет. – Он мечтательно уставился на портрет жены кисти великого мастера. Коллекция у них бесподобная! И пойдет – кому? – А так, при живом мне! – Он вскочил, злобный.
   – С нашей стороны о таком не может быть и речи! – вкрадчиво продолжал я. – Только после смерти! Надеюсь, и моей! – добавил я щедро.
   – Вот это разговор! – подхватил он. – А то этот… уже завтра приезжает! Хоть уходи!
   Я сочувственно помолчал. Кузя вытащил бутыль. Разлил по бокалам:
   – Ну…
   Утро мы встретили песнями. Причем не в каком-нибудь затхлом помещении, а посреди Невы! Вы, наверное, думаете, что я оговорился: откуда же – “посреди”? Чистая правда.
   Возникает второй вопрос: а что же мы делали посреди Невы на рассвете? Ответ прост и естественен: плыли! А что еще можно делать посреди Невы? В те годы под Кузиной квартирой на канале Грибоедова стоял его катер; полночи мы плыли против течения, пытаясь сгоряча выйти в Ладогу, но устали бороться с волнами, вырубили мотор и теперь медленно сплавлялись обратно. Блаженство – после упорной борьбы! За Смольным собором вставало солнце. Потом мы на время ушли во тьму под Литейным мостом, и, когда снова увидели просторы, солнце палило уже вовсю. Тишь и гладь была как на деревенском пруду. Стрекозы садились на воду. Сперва едва слышно, потом ощутимей стал приближаться треск. Мы подняли наши снулые головы. Из-под далекого Дворцового моста (какой вид!) вылетел катер, понесся по широкой дуге, вздымая бурун.
   – Похоже, к нам, – оценил я его траекторию.
   – К тому же – милиция, – опасливо добавил друг.
   Так и есть. Катер заглох прямо напротив нашего, осел в воду. Два стража порядка внимательно глядели на нас. Мы, как могли, приосанились. Законопослушный и, я бы сказал, пугливый Кузя даже обмакнул ладошку в Неву и пригладил чуб. Этот жест, видимо, убедил их в нашей лояльности. Стражи переглянулись и пришли к какому-то соглашению.
   – Водка нужна? – строго спросил первый.