Мария Павловна ПРИЛЕЖАЕВА
   ОСЕНЬ
   Памяти мужа и друга
   Александра Григорьевича Уманского
   1
   Ровно в семь звонил будильник. Пронзительно на всю трехкомнатную квартиру, с ванной, стенными шкафами и прочими современными удобствами.
   Анна Георгиевна вскакивала первой. Всунув ноги в тапочки, открывала настежь окно.
   - Подъем. Раз - и, два - и. Вдох, выдох.
   Старая няня, крупная старуха с большим носом и крошечным пучочком изжелта-белых волос на макушке, оставляла кашу довариваться, на маленьком огне и, шаркая шлепанцами, шла из кухни к Ляльке.
   - Вставай, подымайся книжку учить, ум точить, - низким голосом, сильно окая, приговаривала она, застегивая на Ляльке платье и перевязывая ленточками метелки над ушами.
   Игорь Петрович, досыпавший последний сон в обнимку с подушкой, шумно всхрапнув напоследок, откинул одеяло.
   - Привет! - сказала Анна Георгиевна.
   - Да здравствует день, солнце и богиня Афродита в халате, - ответил муж.
   - Игорь, не шалопайничай с утра. Раз - и, два - и. Лялька, становись на зарядку.
   Через полчаса, одетые, умытые, они сидели в кухне за квадратным столом в красную и белую шашечки и, как добрая, наиболее благоразумная половина человечества, ели кашу из овсяных хлопьев. Игорь Петрович кончил, подмигнул Ляльке. Лялька радостно улыбнулась во весь рот без двух передних зубов.
   - Папа, ты что?
   - Показательный завтрак перед трудовым днем образцово-благополучной семьи.
   - Идейной, - вставила Анна Георгиевна.
   - Под руководством нашей просвещенной, политически выдержанной, морально устойчивой мамы.
   - Наперекор вольнодумству отца, - подобно мячу в волейболе, вернула Анна Георгиевна.
   - Мама, что такое вольнодумство отца?
   - Попалась, Егоровна, - хмыкнул Игорь Петрович. - Выкручивайся.
   - Чего же выкручиваться? Скажем прямо: вольнодумство - это беспорядок, ветер в голове... правда, не всегда.
   - Ага, с оговорочкой.
   - А я все равно люблю папу, - сказала Лялька, потянулась, прильнула розовой щечкой к щеке отца с каштановой полоской бакенбарды. - Папа, ты добрый-предобрый!
   - Эко дитё смышлёно, что ни скажет, рублем подарит, - растрогалась нянька, постучала по столу костяшками пальцев. - Не сглазить бы.
   - Результаты твоего идейного воспитания, Анна! - засмеялся Игорь Петрович. - Нянюшка, стол из пластмассы, а от сглазу по дереву надо стучать, и не сверху, а снизу.
   - Что такое "от сглазу"?
   - Лялька, няня шутит. И папа шутит. И я шучу.
   Ровно в восемь они втроем были на улице. Сентябрьское утро с высоким куполом неба ясно и чисто. Во дворе на аккуратных клумбах пестро цвели георгины. Довольно гулили голуби, перебирая коротенькими лапками.
   Игорь Петрович на ходу развернул свежую "Правду", пробежал заголовки, сунул в портфель.
   - Ма! Па! А наш второй лучше всех в школе, у нас хулиганов нет, и ябед нет, и четыре отличника. Папа, а отличники все только девочки.
   - А ты?
   - Римма Федоровна говорит, не хватает сознательности.
   - Вот те на! Мама такая сознательная...
   В двух кварталах от дома Лялька махнула, прощаясь, рукой и свернула в тупичок, где, замыкая его, стояло четырехэтажное серое здание с широким подъездом. Не читая вывески, можно было догадаться, что это школа. Лялькина школа номер один в центре города, сооруженная по типовому архитектурному проекту, подобно всем школам во всех городах Советского Союза.
   - Эй, Лялька, подтянись в смысле сознательности! - крикнул отец.
   Дальше, до бульваров, они пошли вдвоем. Бульваров в их городе три липовый дореволюционных времен и два продолжающих его молодых, где вперемежку стоят липы и клены, тихие березки, тонкие осины с дрожащей листвой.
   Бульвары - любовь и гордость города. Безобразничать на бульварах не позволено никому, во всяком случае на глазах у народа. Даже среди молодых парней с гривами до плеч редко кто кинет на песчаную дорожку окурок. Как из-под земли вырастет дюжий дружинник или какой-нибудь старожил, ревнитель городской красоты и порядка.
   У бульваров им расходиться. Игорю Петровичу вправо, он пошагает почти бегом, чтобы в срок успеть на работу. Анне Георгиевне не к спеху, до девяти время есть. Она любит в любую погоду медленно идти бульварами и думать. Или не думать, а просто идти. С ветки беззвучно сорвется лист, плавно покружит в воздухе и ляжет на песок дорожки. Клены льют желтый свет. В городе много кленов, оттого полна золотом осень.
   Минуту они постояли. Он, высокий, темноглазый, с пушистыми баками вдоль смуглых щек. Стандарт? Может быть.
   "Мой милый "стандарт", в модной замшевой куртке, с карманами и кармашками, застежками "молниями". До чего же фасонист, хотя и на серьезной работе!"
   - Игорь, а хорош ты у меня, - любуясь им, сказала Анна Георгиевна.
   - Егоровна, и ты у меня неплоха, - в тон ей ответил муж.
   - До вечера, Игорек.
   - До вечера, но не до самого позднего. В кино французский фильм. Поглядим?
   - Поглядим.
   - Всего, богиня Афина.
   - Ну уж! И Афродита и Афина.
   - Мудрость и красота - это ты возлюбленная жена моя!