Юлиан Семенович Семенов
   ИСПАНСКИЙ ВАРИАНТ
   (1938)
   Бургос, 1938, 6 августа, 6 час. 30 мин. __________________________________________________________________________
   - Это его машина, - сказал Хаген.
   - По-моему, у него был <остин>, а это <пежо>. Нет?
   - Это его машина, - повторил Хаген, - вчера вечером он схватил машину своей бабы после того, как она сбежала в Лиссабон. Это точно.
   - Да не волнуйтесь вы так, приятель, - усмехнулся Штирлиц, - если это он, мы его возьмем. А если не он? Хордана устроит нам серьезные неприятности через Риббентропа. Все молодые министры иностранных дел любят поначалу соблюдать протокол: видите, у этого <пежо> дипломатический номер.
   Хаген высунулся из окна <мерседеса>. Он весь замер, наблюдая за тем, как Ян Пальма выскочил из маленькой, выкрашенной в грязно-зеленый цвет машины и бросился к выходу в аэропорт Бургоса.
   - Это он, - сказал Хаген. - Сейчас вы его узнали?
   - Узнал. Сейчас узнал, - ответил Штирлиц, закурив. - Но ведь он улетает...
   Хаген тщательно обгрыз ноготь на мизинце и ответил:
   - Он не улетит.
   - Вы неисправимый оптимист...
   - А вы неисправимый пессимист, штурмбанфюрер, - вдруг широко улыбнулся Хаген, заметив Пальма, выбежавшего из аэровокзала. - Сейчас он полезет в машину и начнет ковыряться в чемодане...
   - Вы провидец?
   - Нет. К сожалению. Просто его паспорт сейчас оказался в кармане моего человека.
   К <мерседесу> подъехал пикап и остановился почти вплотную - с той стороны, где сидел Хаген. Седой старикашка со слезящимися глазами протянул Хагену зеленый паспорт. Хаген, взяв паспорт, дал старикашке пачку денег, и пикап, резко рванув с места, понесся по желто-красной песчаной дороге к горам.
   - Все, - повторил Хаген, - сейчас он ринется к себе в отель. А по дороге мы его возьмем.
   - Вдвоем?
   - Почему? Пикап будет ждать нас за поворотом. В него сядут наши люди. Они подставят этого седого жулика под машину Яна Пальма, и вам не придется улаживать скандал со здешней полицией, если даже он возникнет.
   - Слушайте, приятель, я не люблю играть втемную. Почему я ничего не знал об этой операции?
   - Только потому, что вас не было до утра, и Берлин поручил все провести мне... Вместе с вами...
   - Ох, честолюбец, честолюбец! - проворчал Штирлиц. - Погубит вас честолюбие, Хаген.
   - Едем, - сказал Хаген, - сейчас он двинет в отель.
   Хаген оглянулся: из-за ангара, где стояли самолеты легиона <Кондор>, медленно выползала тупая морда военного грузовика.
   - Все, - повторил Хаген и по-мальчишески счастливо засмеялся. - Как по нотам.
   <Ничего, - думал Ян, выжимая педаль акселератора, - я его оставил в столе. Или на столе. Просто я очень испугался... Не надо так паниковать. Через час будет самолет в Париж. Ничего. Самое главное, постараться быть спокойным. Как вареная телятина. Или как рисовый пудинг. А почему как пудинг?>
   Ян не успел ответить на этот дурацкий вопрос. Вообще-то в минуты опасности он любил ставить себе дурацкие вопросы и давать на них смешные, но обязательно логические ответы - это давало ему какую-то разрядку. Он не успел ответить себе, потому что пикап, который он обгонял, вдруг резко взял влево, и Пальма затормозил, но пикап по-прежнему тянул влево; раздался хрусткий и тугой удар металла о металл, и Пальма почувствовал, как его машину бросило в кювет... На какое-то мгновение он ослеп, потому что вместо укатанной дороги он увидел красно-бурую, поросшую коричневой травой глыбистую глину, а потом инстинктивно зажмурился, когда серый сук распорол ветровое стекло льдистой пеленой, а после стало тихо... Он не помнил, сколько времени продолжалась тишина. Когда он смог снова соображать и чувствовать, он услышал спокойное урчание мотора и решил, что это была мгновенная галлюцинация, и ничего не случилось, и все будет хорошо, и он открыл глаза. Он увидел совсем другую машину и Хагена, который упирался ему пистолетом в грудь, став на колени на переднем сиденье машины, словно шаловливый мальчишка возле отца, сидевшего за рулем. Только вместо отца сидел штурмбанфюрер Штирлиц, который то и дело поглядывал в зеркальце на Яна. Заметив, что тот открыл глаза, Штирлиц сказал с обычной своей ленивой ухмылкой:
   - Считайте, что первый тур вы проиграли. Сейчас начинается второй: он сложней, а потому интереснее. Не так ли, Хаген?
   - Значительно интереснее, - согласился Хаген.
   - И уберите парабеллум от его груди, - посоветовал Штирлиц, - а то господин Пальма решит, что мы хотим его убить. А ведь мы не собираемся его убивать, не так ли?
   Машина въехала во двор маленького особняка в горах. Ян знал, что этот особнячок принадлежит политической разведке Гиммлера, куда работники фалангистской сегуридад не имели права доступа...
   - Начнем с самого начала? - спросил Хаген.
   - Что вы считаете началом? - спросил Пальма, осторожно потрогав пальцами марлевую наклейку на лбу.
   - Самым началом я считаю место рождения, дату рождения, имя, - сказал Хаген.
   - Ну, это неинтересно, - ответил Пальма. - В ваших архивах это все зафиксировано не единожды...
   - Нам интересно, чтобы вы все это сказали сами, - сказал