Михаил Шолохов
   Смертный враг
   Оранжевое, негреющее солнце еще не скрылось за резко очерченной линией горизонта, а месяц, отливающий золотом в густой синеве закатного неба, уже уверенно полз с восхода и красил свежий снег сумеречной голубизной.
   Из труб дым поднимался кудреватыми тающими столбами, в хуторе попахивало жженым бурьяном, золой. Крик ворон был сух и отчетлив. Из степи шла ночь, сгущая краски; и едва лишь село солнце, над колодезным журавлем повисла, мигая, звездочка, застенчивая и смущенная, как невеста на первых смотринах.
   Поужинав, Ефим вышел на двор, плотнее запахнул приношенную шинель, поднял воротник и, ежась от холода, быстро зашагал по улице. Не доходя до старенькой школы, свернул в переулок и вошел в крайний двор. Отворил дверь в сенцы, прислушался - в хате гомонили и смеялись. Едва распахнул он дверь, разговор смолк. Возле печки колыхался табачный дым, телок посреди хаты цедил на земляной пол тоненькую струйку, на скрип двери нехотя повернул лопоухую голову и отрывисто замычал.
   - Здорово живете!
   - Слава богу,- недружно ответили два голоса.
   Ефим осторожно перешагнул лужу, ползущую изпод телка, и присел на лавку. Поворачиваясь к печке, где на корточках расположились курившие, спросил:
   - Собрание не скоро?
   - А вот как соберутся, народу мало,- ответил хозяин хаты и, шлепнув раскоряченного телка, присыпал песком мокрый пол.
   Возле печки затушил цигарку Игнат Борщев и, цвиркнув сквозь зубы зеленоватой слюной, подошел и сел рядом с Ефимом.
   - Ну, Ефим, быть тебе председателем! Мы уж тут мороковали про это,- насмешливо улыбнулся он, поглаживая бороду.
   - Трошки подожду.
   - Что так?
   - Боюсь, не поладим.
   - Как-нибудь... Парень ты подходящий, был в Красной Армии, из бедняцкого классу.
   - Вам человек из своих нужен...
   - Из каких это своих?
   - А из таких, чтоб вашу руку одерживал. Чтоб таким, как ты, богатеям в глаза засматривал да под вашу дудочку приплясывал.
   Игнат кашлянул и, сверкнув из-под папахи глазами, подмигнул сидевшим у печки.
   - Почти что и так... Таких, как ты, нам и даром не надо!.. Кто против мира прет? Ефим! Кто народу, как кость, поперек горла становится? Ефим! Кто выслуживается перед беднотой? Опять же Ефим!..
   - Перед кулаками выслуживаться не буду!
   - Не просим!
   Возле печки, выпустив облака дыма, сдержанно заговорил Влас Тимофеевич:
   - Кулаков у нас в хуторе нет, а босяки есть... А тебя, Ефим, на выборную должность поставим. Вот, с весны скотину стеречь либо на бахчи.
   Игнат, махая варежкой, поперхнулся смехом, у печки гоготали дружно и долго. Когда умолк смех, Игнат вытер обслюнявленную бороду и, хлопая побледневшего Ефима по плечу, заговорил:
   - Так-то, Ефим, мы - кулаки, такие-сякие, а как весна зайдет, вся твоя беднота, весь пролетарьят шапку с головы да ко мне же, к такому-сякому, с поклонцем: "Игнат Михалыч, вспаши десятинку! Игнат Михалыч, ради Христа, одолжи до нови мерку просца..." Зачем же идете-то? То-то и оно! Ты ему, сукину сыну, сделаешь уважение, а он заместо благодарности бац на тебя заявление: укрыл, мол, посев от обложения. А государству твому за что я должен платить? Коли нету в мошне, пущай под окнами ходит, авось кто и кинет!..
   - Ты дал прошлой весной Дуньке Воробьевой меру проса? - спросил Ефим, судорожно кривя рот.
   - Дал!
   - А сколько она тебе за нее работала?
   - Не твое дело! - резко оборвал Игнат.
   - Все лето на твоем покосе гнула хрип. Ее девки пололи твои огороды!..выкрикнул Ефим.
   - А кто на все общество подавал заявление на укрытие посева?- заревел у печки Влас.
   - Будете укрывать, и опять подам!
   - Зажмем рот! Не дюже гавкнешь!
   - Попомни, Ефим: кто мира не слушает, тот богу противник!
   - Вас, бедноты,- рукав, а нас - шуба!
   Ефим дрожащими руками скрутил цигарку, глядя исподлобья, усмехнулся.
   - Нет, господа старики, ушло ваше время. Отцвели!.. Мы становили Советскую власть, и мы не позволим, чтоб бедноте наступали на горло! Не будет так, как в прошлом году; тогда вы сумели захватить себе чернозем, а нам всучили песчаник, а теперь ваша не пляшет. Мы у Советской власти не пасынки!..
   Игнат, багровый и страшный, с изуродованным лбом, с изуродованным злобой лицом, поднял руку.
   - Гляди, Ефим, не оступись!.. Поперек дороги не становись нам!.. Как жили, так и будем жить, а ты отойди в сторону!..
   - Не отойду!
   - Не отойдешь - уберем! С корнем выдернем, как поганую траву!.. Ты нам не друг и не хуторянин, ты смертный враг, ты - бешеная собака!
   Дверь распахнулась, и вместе с клубами пара в хату протиснулось человек двенадцать. Бабы крестились на иконы и отходили в сторонку, казаки снимали папахи, крякая и обрывая с усов намерзшие сосульки. Через полчаса, когда народу набилось полная кухня и Торница, председатель избирательной комиссии встал за столом, сказал привычным голосом:
   - Общее собрание граждан хутора Подгорное считаю открытым. Прошу избрать президиум для ведения настоящего собрания.
   x x x
   В полночь, когда от табачного дыма нечем было дышать и лампа моргала и тухла, а бабы давились кашлем, секретарь собрания, глядя на бумагу полуопьяневшими глазами, выкрикнул: