«Скажите, пожалуйста, Мегрэ…»
   Этот обрывок фразы Мегрэ вспомнил значительно позднее, а в данный момент он не придал ему значения. Все было обычным и хорошо знакомым: обстановка, лица. Настолько обычным, что не обращаешь на них внимания.
   Вот уже много лет подряд Мегрэ имели обыкновение раз в месяц обедать в семье доктора Пардона, на улице Попенкур, недалеко от бульвара Ришар-Ленуар.
   И так же раз в месяц доктор с женой приходили обедать к комиссару. Это давало возможность двум дамам вступать в дружественное соревнование по части кулинарных изобретений.
   Как всегда, никто не торопился выйти из-за стола.
   Алиса, дочь Пардонов, ожидавшая ребенка, приехала к родителям на несколько дней погостить и сейчас всем своим видом как бы извинялась перед присутствующими за то, что выглядит такой неизящной.
   Стоял июнь. Весь день была невыносимая духота, и вечер предвещал грозу.
   Дамы по традиции, установившейся с первого же совместного обеда, подали кофе и удалились в другой конец гостиной, беседуя вполголоса и давая возможность мужчинам поговорить о своем.
   И все же одна незначительная деталь отличала этот вечер от других вечеров. В то время как Мегрэ набивал и зажигал свою трубку, Пардон на минуту исчез в своем кабинете и вернулся с коробкой сигар.
   — Я не предлагаю вам, Мегрэ…
   — Вы перешли на сигары?
   Он никогда не видел, чтобы доктор курил что-либо, кроме папирос. Бросив короткий взгляд на жену, Пардон пробормотал:
   — Она просила меня об этом.
   — Из-за статей о раке легких?
   — Да. Они произвели на нее сильное впечатление.
   — А вы в них верите?
   — Признаюсь, что вне дома….
   Он плутовал. Дома он мирился с сигарой, которая не доставляла ему удовольствия, а вне дома курил папиросы. Потихоньку, тайком, как школьник.
   Доктор был небольшого роста, худощавый. Его темные волосы начали серебриться, и на лице появились следы нелегко прожитой жизни. Их совместные вечера редко заканчивались без тревожного и настойчивого вызова к больному, когда Пардон вынужден был извиняться и покидать своих друзей.
   — Скажите, пожалуйста, Мегрэ… — Он произнес эти слова нерешительно. — Мы с вами приблизительно одного возраста…
   — Мне пятьдесят два…
   Врачу это было известно, так как он лечил комиссара и заполнял на него карточку.
   — Через три года отставка, пенсия. В полиции в пятьдесят пять лет отправляют удить рыбку…
   Реплика прозвучала несколько меланхолично. Время от времени у окна, где они стояли, их окатывали волны свежего воздуха, и они замечали на небе вспышки молний. В доме напротив какой-то старик, облокотившись на подоконник, казалось, пристально разглядывал их.
   — Мне сорок девять… В нашем возрасте разница в три года не кажется существенной.
   Мегрэ не мог предположить, что детали этого ленивого разговора однажды вспомнятся ему. Он очень любил Пардона. Это был один из немногих людей, с которыми он охотно проводил вечера.
   Доктор продолжал свою мысль, с трудом подбирая слова:
   — Мне хотелось бы задать вам один вопрос…
   Его смущение было явным. Они, безусловно, были друзьями, и все же как-то не решались касаться некоторых тем. Например, никогда не говорили они о политике и о религии.
   — Приходилось ли вам за время вашей работы, — продолжал Пардон, — встречать преступника… Я хочу сказать… — Он все время мучился, выбирая слова, словно старался выразить свою мысль предельно точно. — Преступника, отвечающего за свои поступки, но который действовал бы, движимый просто жестокостью?
   — Словом, вы имеете в виду преступника в чистом виде?
   — Скажем так: законченного преступника…
   Мегрэ внимательно следил за сигарой, с которой Пардон обращался довольно неловко.
   Он не ответил на вопрос, который задал ему друг.
   — Если бы, на свою беду, я был судьей, — начал он неуверенно, — или присяжным в судебном процессе…
   Нет! Я уверен, что не смог бы взять на себя ответственность судить человека…
   — Каково бы ни было преступление?
   — Дело не в преступлении… Дело в человеке, который его совершил…
   Разговор двух мужчин на этом оборвался. К ним подошла мадам Мегрэ:
   — Выпьете немного арманьяка?
   Пардон бросил короткий взгляд на Мегрэ:
   — Нет… Спасибо…
   По крышам прокатился сильный удар грома, но дождя, которого все ждали уже несколько дней, так и не последовало.
 
 
   Прошло десять дней с тех пор, как Мегрэ обедали у Пардонов. Снова было жарко. Парижане разъезжались на каникулы. Комиссар в своем кабинете работал без пиджака, окно было раскрыто настежь. Вода в Сене отсвечивала тем серо-зеленым цветом, какой бывает у морской глади в безветренные дни.
   В то время, когда Мегрэ просматривал донесения своих помощников, Жозеф, старый судебный пристав, постучал в дверь тем особенным стуком, который все сразу узнавали. Он вошел, не дожидаясь приглашения, и положил письмо на стол комиссара.
   Увидев надпись в верхнем углу конверта: «Кабинет префекта полиции», Мегрэ нахмурил брови.