Анатолий Трушкин О вечном: о любви, о воровстве, о пьянстве...
Предисловие
Автор убежден, что всякую секунду писать надо о вечном: о воровстве, о пьянстве, о жадности, о пошлости и тому подобном – это и солидно, и никогда не испишешься, и всегда найдешь благодарного читателя. Поскольку о вкусах не спорят и автор не может знать, на какие пороки читатель смотрит исподлобья, на какие – с любопытством, на какие – с восхищением, то пороки эти и не рассортированы никоим образом, а так... схвачены, что под руку попалось, горстями, и разбросаны по книге, мелочью всякой – репризами, байками пересыпаны (как нафталином – зимние вещи). Читайте себе на здоровье. Что понравилось– перечитывайте, а что нет – забывайте. А какие пороки окажутся вечными, посмотрим вместе с вами лет через двести–триста.
* * *
Молитва
Господи, Господи, помоги мне! Сделай так, чтобы я больше никогда никому не завидовал. Спасибо, Господи, чувствую, что уже стал добрее и щедрее, я даже готов молиться за тех, кому вчера желал зла. Вот прошу тебя, Господи, за Осипова, он знает больше, чем я, потому что много читает, у него зрение – плюс пять. Пусть он знает еще больше, больше всех! Пусть зрение у него, Господи, станет плюс девять. Сидоров нищий и тощий, ему никто не завидует, кроме меня. У меня нет детей, а у него много. У него талант: он дотронется до жены – она в положении. Пятеро ребят, ему ходить не в чем – он случайно дотронулся до жены шестой раз. Теперь еле дышит, потерял дар речи, говорит только: «Всё, ухайдокался». Но детей любит безмерно. Дай ему, Господи, еще троих. Петров, Господи, так здоров, что ни разу не болел. Лицо красное постоянно, босиком ходит по снегу, ест молоко с селедкой, ни в чем меры не знает, сам своему здоровью удивляется и пугается даже. Не пугай его, Господи. Нашли на него хоть насморк, а лучше тиф. К Петушкову, Господи, тянет женщин, как будто у него есть какой-то магнит. Ему хочется, чтобы все знали о его похождениях, но по радио ведь не объявишь. Сделай, Господи, чтобы хоть близкие его узнали, хотя бы жена. У Пузатова две судимости, но он – влиятельный политик и очень богатый человек, у него два завода, три фабрики, четыре футбольные команды. Дай ему, Господи, еще один завод, одну фабрику, одну футбольную команду... и еще одну судимость с конфискацией имущества. Я, Господи, был плохой человек, я завидовал даже птицам – нигде не работают, но едят, летают куда хотят бесплатно, всего и дел, что гадят людям на голову. Смотрел на них и тоже хотел летать, но теперь не хочу. Пусть только птиц будет побольше. Вспомню, Господи, каким я был, вижу, каким стал, и дивлюсь переменам в себе. Благодарю, Господи, за благодать Твою. Всегда я завидовал Николаеву, его жизнерадостности. Когда он сломал ногу, я злорадствовал, но он стал еще жизнерадостнее и веселее. Потом он сломал вторую ногу и стал совсем счастливым. Господи, да пусть он сломает себе еще обе руки! А лучше, Господи, пусть свернет шею. Очень прошу Тебя. Спасибо Тебе, Господи, за всё. Знаю, что стал другим человеком и уже свечусь изнутри. Сам посуди – раньше я завидовал Кошкину за то, что его любят звери, особенно собаки, их не отогнать от него. Как только я перестал завидовать, меня тоже полюбили, пусть не все еще, но уже от меня не отогнать ни мух, ни клещей, ни комаров. Если и дальше так пойдет, Господи, клянусь: в Твою честь поставлю храм или часовенку, а лучше своими руками сделаю поклонный крест. А хочешь, поставлю Тебе самую большую свечку. Но это, конечно, не сразу. Если не хочешь ждать, поставлю маленькую свечку, у меня есть... почти целая. Спасибо тебе, Господи, славься ныне, присно и во веки веков. Ты всесильный и всемогущий, я даже завидовал Тебе, но теперь, Господи, когда Ты занялся мною, я Тебе уже не завидую. Слава Тебе, слава Тебе, слава Тебе! Аминь.
Ангел
Вечером к дому подхожу, смотрю – по штакетнику ходит не то птица, не то человек. Птица, наверное, – крылья, хвост... но в галстуке и лицо человечье. Перья свалялись, лицо наглое, галстук набок, и сильно вином тащит. Остановился я, оторопел, конечно. Птица говорит: – Ну и где тебя носит, Николай? Меня Николаем зовут. Голос у птицы пропитой, мужской. Птица – самец. Сигарету достала из-под крыла, закурила. Я окончательно остолбенел, спрашиваю: – Ты кто хоть? – Кто, кто... Твой ангел без пальто. – Ангел-хранитель?! – Да. У меня слезы из глаз, потом кое-как взял себя в руки, говорю: – Где же ты раньше был, гаденыш? – Когда, например? – Например, когда я женился. Она оказалась не дочь министра, а лимитчица. – Я отлетел на время, самого тогда чуть не охомутали. И вообще не надо никогда на министров надеяться, на себя надейся. Я говорю: – Погоди. Как отлетел? Твоя обязанность, твоя специальность – меня охранять, беречь от неприятностей. Он: – Ты вспомни, когда ты женился-то?.. Начало девяностых. В стране все перевернулось, вообще никто по специальности не работал. Горбачев всем устроил.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента
К сожалению, полный текст книги недоступен для бесплатного чтения в связи с жалобой правообладателя.
