Огромная империя, раскинувшаяся от предгорий Северной Индии до берегов Хазарского моря, с тревогой ожидала перемен: грозный султан Махмуд, «Светоч мудрости», «Око вселенной», занемог. Он устал от бесконечных войн и кровавого смрада битв, созерцания груд добычи и длинных верениц рабов. Ему прискучили изощренные ласки жен и наложниц всех цветов кожи. Махмуд удалился в свой дворец в Газни, где покой повелителя оберегала свирепая стража…
   Султан обложился подушками и скорчился на ковре. И скрипел зубами от боли. Она, словно хищная птица, терзала измученное тело. И тут же сердце тоскливо заныло, на лбу выступили мелкие бисеринки холодного пота… Наконец, боль отступила, будто змея, уползающая в нору, чтобы набраться новых сил, и Махмуд облегченно перевел дух.
   – Гассан, – прошептал он пересохшими губами. Согнутый годами визирь, носивший громкий титул Говорящего Прямо в Уши Владыки Мира, подал чашу с темным питьем. Султан принял чашу, отхлебнул из нее и с трудом проглотил.
   – Что за гадость? Змеиная желчь?
   Визирь склонил голову набок и хитро покосился желтым глазом на грозного владыку.
   – Травы, государь.
   – Травы? Кто готовил лекарство? Перс?
   – Нет, сегодня лекарство приготовил грек.
   – Грек? Все они отравители!
   – Тебе нельзя волноваться, государь! – Гассан прижал к впалой груди высохшие ладони, похожие на сморщенные птичьи лапки. – Ты же видел: я сам отпил из чаши.
   – Да-да. – Махмуд рассеянно кивнул и обессиленно откинулся на подушки.
   Визирь молчал, преданно глядя на повелителя. О Аллах, как изменился за несколько месяцев прославленный султан: отважный воин и лихой наездник превратился в желтого, отечного, немощного старика, только и способного весь день валяться на коврах. Лишь глаза, острые, недоверчиво сощуренные, напоминали прежнего владыку. Но и в них день ото дня потихоньку угасал отсвет внутреннего огня: жар болезни неумолимо обращал душу Махмуда в пепел.
   – Гассан…
   – Я здесь, мой повелитель, – откликнулся старик.
   – Хорошо… – Махмуд вздохнул. – Хорошо, что ты со мной. Мы долго были вместе… На твоих глазах я создал огромное государство, завоевывал земли, покорял народы и собрал бесчисленные сокровища. Кому теперь оставить все это?
   – Не терзайся понапрасну, государь! У тебя впереди еше долгие годы.
   – Годы?.. – Султан горько усмехнулся. – Годы… Я лечился кровью самых здоровых рабов, меня натирали свежей желчью, обкладывали вырванными из груди трепещущими сердцами! Какой только гадости я не пил?! Но ничего не помогло!..
   Махмуд уставился в расписной потолок. Искусные мастера украсили его края затейливой резьбой, изобразили изумрудно-зеленые травы и диковинные цветы на золотом фоне.
   – Если мне позволено будет сказать… – осторожно начал визирь и тут же умолк.
   – Говори, Гассан. – Махмуд повернулся на бок и растянул тонкие губы в хищной ухмылке.
   Старик похолодел: слишком хорошо известна была цена такой усмешки. Но отступать было поздно, и Гассан вкрадчиво продолжил:
   – Только один врачеватель способен помочь тебе, о Владыка Мира. Я слышал, он даже знает тайну бессмертия.
   – О Аллах! – простонал Махмуд. – Ты опять об этом несносном гордеце? Хватит!
   Визирь обиженно поджал губы, нахохлился и закрыл глаза, словно готовился задремать. Султан сердито поворочался на подушках, но все же сменил гнев на милость:
   – Его уже звали. Однако он посчитал себя выше нас и не откликнулся. Может быть, тайна бессмертия – просто сказки и ложь? Может быть, его уже давно нет среди живых? Ведь он тоже далеко не молод.
   Султан принялся разглядывать перстни на пальцах, любуясь, как играет пламя светильников в драгоценных камнях.
   – Это легко проверить. – Визирь придвинулся ближе к повелителю и жарко зашептал, почти касаясь губами его уха.
   Султан внимательно слушал. Время от времени он поеживался, словно от озноба, но не отстранялся. И лишь брови его то удивленно поднимались, то грозно хмурились.
   – Небо наградило тебя мудростью, а злые силы – змеиным языком. Но как мы можем нарушить законы шариата?
   – Выбирай: либо нарушить закон, либо покорно ждать, пока Аллах призовет тебя, – мрачно ответил визирь.
   – Хорошо, – решился Махмуд. – Зови!
   Старик громко хлопнул в ладоши. Неслышно открылась дверь, и вошел пышно одетый воин дворцовой стражи. Придерживая саблю, он поклонился, ожидая приказаний.
   – Повелитель желает немедленно видеть своего придворного ученого Абу Насра Ибн-Ирака!
   Стражник исчез. Вскоре дверь вновь отворилась, и появился бледный до синевы Ибн-Ирак: поспешая в покои грозного властелина, никогда не знаешь, что тебя ждет, вдруг ты торопишься навстречу смерти?
   – Я слышал, что ты бывал при дворе Хорезм-шаха, который прославился собранием ученых и поэтов? – Махмуд не дал Ибн-Ираку даже раскрыть рот для приветствия.
   – Да, Великий.
   – Видел ли ты там знаменитого врачевателя Али Хусейна Ибн-Абдаллаха Ибн-Сину? [¹]