От автора
   СОКОЛ
   БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ МИШИ И ВОРОНКА
   КАК СОКОЛ СТАЛ БОЯТЬСЯ ВОДЫ
   АККУРАТНЫЙ ПОЧТАЛЬОН
   ГИБЕЛЬ АЛЬФЫ
   КАЗАЧОНОК
   ПРЫЖОК
   РАЗБОЙНИК И МИШКА
   ДРУЖОК
   ПОДВИГ САНИТАРА
   ЛЕБЕДКА
   СМЕРТОНОСНОЕ ПОЛЕ
   БЕРЛИНСКИЙ СЛОН
   НОРКА:
   В госпитале
   Способный щенок
   Трудная дрессировка
   Мастер тонкой кисти
   Возвращение
   Опасная встреча
   Маленькое приключение
   Большое испытание
   До свидания

   Дорогие ребята!
   Четверть века я проработал ветеринарным врачом, был и на фронте. За эти годы немало повидал неприметных героев в мирном и ратном труде. Вот об их подвигах я и хочу вам рассказать.
   Но вместе с тем мне очень хочется поведать и о животных, чья жизнь и судьба тесно связаны с человеком в труде и в бою: это рысак Сокол, пострадавший от волчьих зубов, собака Альфа — «аккуратный почтальон», которая спасла меня и Сокола, верный пёс Дружок — подносчик патронов, погибший на могиле хозяина. Или несравненные «живые тягачи» — верблюды Разбойник и Мишка, поводырь слепого — «учёная» Норка, быстроногая Ласточка, дважды спасшая от гибели шестнадцатилетнего конника Петю Сердюка.
   Немало через мои руки прошло четвероногих пациентов, и я лечил их так же внимательно и любовно, как медики лечат человека. Присматриваясь к животным, я замечал, что не все они на одно «лицо», как думают некоторые люди: у каждого свои привычки и повадки, свой «характер». Открывать эти особенности у «братьев наших меньших», проникать в их внутренний мир, понимать их поведение, желания, нужды и, в конце концов, умело управлять ими — это очень интересно и поучительно.
   Энгельс писал, что в общении с людьми собака и лошадь учатся понимать (конечно, в пределах их ограниченных возможностей) всякий язык и способны проявлять к человеку привязанность и благодарность. Да и сами животные, как и птицы, при общении друг с другом применяют свою особую сигнализацию, свой «язык».
   Тысячелетиями находясь в общении с человеком, домашние животные стали значительно «культурнее» и «умнее», чем их дикие предки. Особенно это заметно на собаке, самом верном друге человека.
   Всё, что написано в этой книге, — правда. В основу своих рассказов я положил истинные события — то, что видел и пережил сам или близкие мне люди.
   Посвящаю её моему школьному учителю-другу А. В. Фёдорову, который вложил в меня первые зёрна любви к жизни и литературе.
   Автор

 
 
   Однажды ранним утром, во время моего дежурства, в ветлечебницу привезли необычного пациента, и, когда сняли с него попону, которой он был прикрыт, я ужаснулся: в повозке лежал весь в ранах, окровавленный жеребёнок.
   Привёз его старший конюх колхоза «Рассвет» Иван Агапович Владимиров.
   — Вот какой… и войны нет, а весь израненный, — сокрушался он. — Проморгал мой Мишка…
   Около повозки понуро стоял небольшой паренёк лет четырнадцати. Лицо у него было обветренное, нос в шелушинках.
   Заметив моё недоумение, Иван Агапович пояснил:
   — Волк порезал Сокола.
   Медлить было нельзя, и я побежал на квартиру к врачу. Александр Алексеевич Фёдоров жил тут же во дворе, в отдельном домике.
   Врач осмотрел истерзанного жеребёнка и покачал головой:
   — Да-а… Изуродовал он его сильно.
   — Александр Алексеевич, он ведь у нас от племенной матки. Может, как-нибудь выходим, а? — спросил Иван Агапович, с тревогой заглядывая врачу в глаза.
   Александр Алексеевич прощупал у жеребёнка позвоночник, ноги и сказал, обращаясь ко мне:
   — Впрочем, кости и суставы не повреждены. Крови много потерял. Ну что ж, Василий Николаевич, попробуем полечить…
   Иван Агапович с сыном осторожно подняли жеребёнка и понесли его на попоне в манеж. Жеребёнок почувствовал, что его уносят от матери, приподнял голову, задрыгал ногами и тоненько заржал. Матка ответила ему ржанием и пошла вслед за ним, едва не ворвавшись в манеж вместе с повозкой. Дверь манежа закрыли. Матка неистово ржала и била копытами. Пришлось её выпрячь и ввести к сыну. Лишь там она успокоилась.
   Жеребёнка положили на хирургический стол. Ввели кровь. (У нас в лечебнице стоял конь Воронок — донор.) Лишь после этого мы приступили к операции. На теле маленького жеребёнка оказалось семнадцать ран! И многие из них рваные, глубокие.
   Пришлось некоторые зашивать, а кое-где и обрезать лохмотья кожи. Несмотря на обезболивание, жеребёнок иногда вздрагивал и порывался встать. В такие моменты его мать тянулась к нему мордой и тревожно ржала.
   Иван Агапович успокаивал её:
   — Ну-ну, дурочка. Ничего с твоим малышом не сделается. Всё хорошо будет.
   У всех конюхов такая привычка: они разговаривают с лошадьми, и им кажется, что лошади их понимают.
   Во время операции, придерживая голову жеребёнка, Миша посматривал на мои руки. Его заинтересовала наша работа.
   Возились мы с жеребёнком часа два. Устал я и даже вспотел от волнения. Впервые мне пришлось делать такую сложную операцию. Александр Алексеевич помогал мне и руководил всем ходом операции.