"Среди матросов был некий ветеран, которого годы лишили былой ловкости и сноровки, а потому незадолго до начала нашего повествования он был назначен гротовым и приставлен к нижним снастям этой гигантской мачты". С этим Датчанином предлагаю встретиться в главе со священником, причащающим Билли. Старик через священника передаст капитану или хотя бы лейтенанту, что каптенармус взъелся на Билли, что он, подлый, подбил ютового на провокацию... Мальчишку ютового допросят, он сознается, уже не опасаясь мёртвого каптенармуса. И всё - Билли оправдают! Думаю, Герман Мелвилл простил бы меня за такое вмешательство, за иной финал...
Борис Мисюк
14 ноября 2019 в 13:32
XXI
Если добрый священник не сумел внушить юному дикарю те представления о смерти, которые символизировали череп над скрещёнными костями и песочные часы, изображавшиеся в старину на могильных плитах, не менее тщетными, по всей видимости, оставались и его усилия обратить мысли осуждённого к вечному спасению и к Спасителю. Билли внимательно слушал его наставления, но более из врождённой вежливости, чем с трепетом или благоговением, и, без сомнения, пропускал их мимо ушей, как это свойственно морякам его класса, когда им приходится выслушивать проповеди о предметах отвлечённых или далёких от будничного привычного мира. Этот матросский способ восприятия богословских рассуждений во многом сродни тому, как на тропических островах времён капитана Кука[71] и несколько позже так называемый благородный дикарь — например, таитянин — внимал доводам первого миссионера, толковавшего о чуде пресуществления и прочем. Он слушал учтиво, но без всякого интереса. Словно на ладонь протянутой руки клали подарок, но пальцы не смыкались на нём.
Страница 32 из 38
Однако священника «Неустрашимого» отличала терпимость — ему была свойственна мудрость доброго сердца. А потому он не стал навязывать благочестивых утешений тому, кто в них не нуждался. По приказанию капитана Вира один из лейтенантов сообщил ему всё, что было известно о Билли, и вот, чувствуя, что пред ликом Верховного Судии невинность духа весит более религиозности, он с неохотой удалился. Но прежде, повинуясь владевшему им чувству, он совершил поступок, странный для англичанина и при подобных обстоятельствах ещё более странный для лица, носящего духовный сан. Наклонившись, он поцеловал в нежную щёку собрата-человека, преступника в глазах военного закона — того, кого даже в преддверии смерти он был не в силах приобщить догме и тем не менее в чьём спасении он не сомневался.
(***Отсюда новый текст***)
Лунная медь плавилась на чугунных стволах пушек, отсвечивала на мушкете часового. Священник отошёл всего на несколько шагов, но тень парусов грот-мачты накрыла его, точно шапкой-невидимкой. И вдруг прямо перед ним возникла смутная фигура. Он не без труда разглядел в ней старого гротового по прозвищу На-Абордаж-в-Дыму, скорей всего благодаря тонкому бледному рубцу, который пересекал его тёмное лицо, точно рассветный луч.
- Святой отец, - шёпотом обратился Датчанин к тому, чьим отцом по летам мог бы быть сам, - я, как христианин, не могу смолчать и тем принять грех на душу.
Вот вам и молчун!
- Слушаю, сын мой, - так же вполголоса ответил пастор.
- Били Бадд послужил карающей десницей Господа, - чётко, уверенно выговорил Датчанин и кратко, как умел только он, изложил историю подлости каптенармуса, который взъелся на Красавчика и провоцировал его посредством мальчишки ютового, подстрекая к бунту.
Священник, к чести его, не медля ни минуты, прошёл на ют, в каюту первого лейтенанта и взволнованно выложил только что услышанное. Добрый по натуре пятидесятилетний лейтенант, вербовщик, то есть, считай, крёстный отец Билли, тщательно скрыв радость, повлёк пастора к капитану и заставил повторить сказанное.
Буквально в течение часа, самого последнего предрассветного часа, при бледном свете фонаря Артемиды – луны, сама крылатая богиня возмездия Немезида отвратит от бедного Билли карающий меч не знающего пощады военно-морского устава. В каюте капитана, где совсем недавно столь трагически была решена судьба Красавчика, сойдутся старый Датчанин, мальчишка ютовый, кошкин хвост, по определению последнего, и пожилой баковый матрос, которого за багровую физиономию и рыжие волосы прозвали Красным Перцем, свидетель провокации.
Мальчишку со строгостью допросят, и он сознается, уже не опасаясь мёртвого каптенармуса...
Так вот карты и легли по справедливости, явно по велению свыше – в пользу жизни лазурноглазого Красавчика Билли Бадда.
Апрель 1891 – Ноябрь 2019
Если добрый священник не сумел внушить юному дикарю те представления о смерти, которые символизировали череп над скрещёнными костями и песочные часы, изображавшиеся в старину на могильных плитах, не менее тщетными, по всей видимости, оставались и его усилия обратить мысли осуждённого к вечному спасению и к Спасителю. Билли внимательно слушал его наставления, но более из врождённой вежливости, чем с трепетом или благоговением, и, без сомнения, пропускал их мимо ушей, как это свойственно морякам его класса, когда им приходится выслушивать проповеди о предметах отвлечённых или далёких от будничного привычного мира. Этот матросский способ восприятия богословских рассуждений во многом сродни тому, как на тропических островах времён капитана Кука[71] и несколько позже так называемый благородный дикарь — например, таитянин — внимал доводам первого миссионера, толковавшего о чуде пресуществления и прочем. Он слушал учтиво, но без всякого интереса. Словно на ладонь протянутой руки клали подарок, но пальцы не смыкались на нём.
Страница 32 из 38
Однако священника «Неустрашимого» отличала терпимость — ему была свойственна мудрость доброго сердца. А потому он не стал навязывать благочестивых утешений тому, кто в них не нуждался. По приказанию капитана Вира один из лейтенантов сообщил ему всё, что было известно о Билли, и вот, чувствуя, что пред ликом Верховного Судии невинность духа весит более религиозности, он с неохотой удалился. Но прежде, повинуясь владевшему им чувству, он совершил поступок, странный для англичанина и при подобных обстоятельствах ещё более странный для лица, носящего духовный сан. Наклонившись, он поцеловал в нежную щёку собрата-человека, преступника в глазах военного закона — того, кого даже в преддверии смерти он был не в силах приобщить догме и тем не менее в чьём спасении он не сомневался.
(***Отсюда новый текст***)
Лунная медь плавилась на чугунных стволах пушек, отсвечивала на мушкете часового. Священник отошёл всего на несколько шагов, но тень парусов грот-мачты накрыла его, точно шапкой-невидимкой. И вдруг прямо перед ним возникла смутная фигура. Он не без труда разглядел в ней старого гротового по прозвищу На-Абордаж-в-Дыму, скорей всего благодаря тонкому бледному рубцу, который пересекал его тёмное лицо, точно рассветный луч.
- Святой отец, - шёпотом обратился Датчанин к тому, чьим отцом по летам мог бы быть сам, - я, как христианин, не могу смолчать и тем принять грех на душу.
Вот вам и молчун!
- Слушаю, сын мой, - так же вполголоса ответил пастор.
- Били Бадд послужил карающей десницей Господа, - чётко, уверенно выговорил Датчанин и кратко, как умел только он, изложил историю подлости каптенармуса, который взъелся на Красавчика и провоцировал его посредством мальчишки ютового, подстрекая к бунту.
Священник, к чести его, не медля ни минуты, прошёл на ют, в каюту первого лейтенанта и взволнованно выложил только что услышанное. Добрый по натуре пятидесятилетний лейтенант, вербовщик, то есть, считай, крёстный отец Билли, тщательно скрыв радость, повлёк пастора к капитану и заставил повторить сказанное.
Буквально в течение часа, самого последнего предрассветного часа, при бледном свете фонаря Артемиды – луны, сама крылатая богиня возмездия Немезида отвратит от бедного Билли карающий меч не знающего пощады военно-морского устава. В каюте капитана, где совсем недавно столь трагически была решена судьба Красавчика, сойдутся старый Датчанин, мальчишка ютовый, кошкин хвост, по определению последнего, и пожилой баковый матрос, которого за багровую физиономию и рыжие волосы прозвали Красным Перцем, свидетель провокации.
Мальчишку со строгостью допросят, и он сознается, уже не опасаясь мёртвого каптенармуса...
Так вот карты и легли по справедливости, явно по велению свыше – в пользу жизни лазурноглазого Красавчика Билли Бадда.
Апрель 1891 – Ноябрь 2019