Однажды я провел занимательный опрос. Спрашивал у всех и у каждого: кем был Великий Ирод по национальности? Никто не усомнился. Еврей, отвечали мне. Да и как же могло быть иначе, если Ирод был царем Иудеи?Сначала меня это ввело в замешательство, а потом подвигло к глубокой задумчивости. Историю, как известно, творят люди. Каждый знает, что Сократ был греком, а Дарий - персом. Отчего же история так несправедливо отнеслась к Ироду, что люди забыли его национальность. Или им помогли забыть? Но кто и зачем?Замечательный писатель и исследователь Лион Фейхтвангер определил свое литературное кредо такв отличие от ученого автор исторического романа имеет право предпочесть ложь, усиливающую художественный эффект, правде, разрушающей его.Я в огромной степени разделяю эту мысль, но хотел бы подчеркнуть, что в романе, который я теперь представляю на Ваш суд, исторический факт занимает не менее почетное место, чем художественный вымысел. А работа с фактами очень уже напоминает расследование, когда пристрастия отступают под нажимом исторической логики.Вы спросите меня, как же это возможно спустя две тысячи лет? На что я отвечу: суть человеческая неизменна и в основе человеческих поступков лежит все тоже, что лежало и в глубокой древности.Остается только вооружиться увеличительным стеклом…
Однажды я провел занимательный опрос. Спрашивал у всех и у каждого: кем был Великий Ирод по национальности? Никто не усомнился. Еврей, отвечали мне. Да и как же могло быть иначе, если Ирод был царем Иудеи?Сначала меня это ввело в замешательство, а потом подвигло к глубокой задумчивости. Историю, как известно, творят люди. Каждый знает, что Сократ был греком, а Дарий — персом. Отчего же история так несправедливо отнеслась к Ироду, что люди забыли его национальность. Или им помогли забыть? Но кто и зачем?Замечательный писатель и исследователь Лион Фейхтвангер определил свое литературное кредо так: в отличие от ученого автор исторического романа имеет право предпочесть ложь, усиливающую художественный эффект, правде, разрушающей его.Я в огромной степени разделяю эту мысль, но хотел бы подчеркнуть, что в романе, который я теперь представляю на Ваш суд, исторический факт занимает не менее почетное место, чем художественный вымысел. А работа с фактами очень уже напоминает расследование, когда пристрастия отступают под нажимом исторической логики.Вы спросите меня, как же это возможно спустя две тысячи лет? На что я отвечу: суть человеческая неизменна и в основе человеческих поступков лежит все тоже, что лежало и в глубокой древности.Остается только вооружиться увеличительным стеклом…
Сирийские рабыни | Воины, невольники, народ. Действие в Иерусалиме; оно обнимает неделю от торжественного входа в этот город Христа Спасителя до дня воскресения Христова. Между первым и вторым действиями проходит четверо суток; между третьим и четвертым с небольшим ...
Д. Л. Мордовцев, популярный в конце XIX — начале XX в. историк — беллетрист, оставил огромное литературное наследие. Собранные в этой книге романы принадлежат к лучшим произведениям писателя. Основная их идея — борьба двух Россий: допетровской страны, много потерявшей в течение «не одного столетия спячки, застоя…», и европеизированной империи, созданной волею великого царя. Хотя сюжеты романов знакомы читателю, автор обогащает наши представления интереснейшим материалом.«В том взрыве, который имел место в Кремле, сказалось „старое начало“, особенно опасное для всего пришлого, иноземного, „не своего“; сегодня „бояре“, а завтра, кто поручится? Завтра, быть может, „немцы“ станут предметом травли. Немцы… знали, что всем, что происходило сегодня в Москве или Кремле, руководила невидимая рука из того же Кремля, и они знали, они видели эту белую, пухлую ручку и не раз целовали ее…»
Серия рекомендована Управлением общего среднего образования Министерства общего и профессионального образования РФ. Нравственно-философское повествование об ответственности человека за все живое вокруг, о трудном и мучительном стремлении его к миру и...
Ромен Гари (1914–1980) — известнейший французский писатель, русский но происхождению, участник Сопротивления, личный друг Шарля де Голля, крупный дипломат. Написав почти три десятка романов, Гари прославился как создатель самой нашумевшей и трагической литературной мистификации XX века, перевоплотившись в Эмиля Ажара и став таким образом единственным дважды лауреатом Гонкуровской премии. Классический любовный треугольник, иллюзорно-прекрасный средиземноморский пейзаж: Гари выбирает банальные декорации, чтобы развернуть перед нами неподдельную человеческую драму. Муж — "гений кинематографа", великий и чудовищный Вилли Боше — приглашает двух наемных убийц чтобы покарать жену, которая счастлива с другим…
От исторических и фольклорных сюжетов – до психологически тонких рассказов о современных нравах и притч с остро-социальным и этическим звучанием – таков диапазон прозы Бене, представленный в этом сборнике. Для рассказов Бене характерны увлекательно построенный сюжет и юмор
«Братством народов» прожужжали уши всем. Но вот, что характерно: советскими стали преимущественно русские люди. Ни грузины, ни армяне, ни киргизы, ни иные народы не забывали своего исконного имени, не забывали ни на мгновение, что они — грузины, армяне, киргизы… Да, все национальные республики подчинялись советским законам, но оставались национальными. И понятие советский человек олицетворялось, в основном, русскими. За счёт русских строилось всё мифическое братство советских народов, которое затрещало по швам, обнажив всю ложность свою, при первом толчке. В конце 80-х обнаружилась неприглядная истина: «Братство братством, а табачок-то врозь». Ленинское наследие сдетонировало, когда его перестроившиеся последыши поднесли огонь к заботливо оставленному фитилю, и вдруг выяснилось, что никакого советского братства не было и нет, а «братские народы» всё это время копили в себе зёрна шовинизма, удобренные некогда большевиками, и ненависть к «оккупантам», причём понимая под таковыми не столько Советский Союз, сколько Россию, не столько коммунистов, сколько русских. Платой за иллюзии «братства» стала русская кровь, хлынувшая на окраинах гибнущей державы…
Срезали, сдолбили, сцарапали медные буквы с могильной плиты милой девочки, стюардессы, загородившей непрочной своей и святой грудью пассажиров от бандитского пистолета. Спилили, разрезали стелу — знак в пермской тайге, где приземлились космонавты Леонов и Беляев. Отъяли, выгрызли, срубили буквы с неуклюжего монумента, угнетенного дежурными громкими словами, воинам Отечественной войны. Каждая буква на монументе весила семь или восемь килограммов....
В Одессе нет улицы Лазаря Кармена, популярного когда-то писателя, любимца одесских улиц, любимца местных «портосов»: портовых рабочих, бродяг, забияк. «Кармена прекрасно знала одесская улица», – пишет в воспоминаниях об «Одесских новостях» В. Львов-Рогачевский, – «некоторые номера газет с его фельетонами об одесских каменоломнях, о жизни портовых рабочих, о бывших людях, опустившихся на дно, читались нарасхват… Его все знали в Одессе, знали и любили». И… забыли?..Он остался героем чужих мемуаров (своих написать не успел), остался частью своего времени, ставшего историческим прошлым, и там, в прошлом времени, остались его рассказы и их персонажи. Творчество Кармена персонажами переполнено. Он преисполнен такой любви к человекам, грубым и смешным, измордованным и мечтательно изнеженным, что старается перезнакомить читателей со всем остальным человечеством.
Трилогия «Конец главы» примыкает к циклу о Форсайтах. Читатель снова встретит здесь знакомых ему по «Саге» героев: Флёр, Майкла, леди Монт и других. Главная героиня трилогии, Динни Черрел, олицетворяет для автора саму Англию. Доброта и самоотверженность, преданность интересам семьи и нравственным устоям помогают героям Голсуорси преодолеть серьёзные испытания. «Конец главы» – последняя работа писателя. В этом произведении, как и во всём творчестве Голсуорси, есть присущий ему мягкий юмор и мудрость, и оптимизм. Устами одного из героев романа он говорит: «Разве человеческая жизнь, – а она ведь такая хрупкая, – сохранилась бы вопреки всем нашим бедам и тяготам, если бы жить на свете не стоило?»
Основой трехтомного собрания сочинений знаменитого аргентинского писателя Л.Х.Борхеса, классика ХХ века, послужили шесть сборников произведений мастера, часть его эссеистики, стихи из всех прижизненных сборников и микроновеллы – шедевры борхесовской прозыпоздних лет.
Афоня осмотрел деда, какой он есть. В бороде у деда были хлебные крошки, и там жил еще один комарик. Афоня встал на лавку, выбрал все крошки из бороды у деда, а комарика прогнал оттуда – пусть он живет отдельно. Руки у дедушки лежали на столе; они были большие, кожа на них стала как кора на дереве, и под кожей видны были толстые черные жилы, эти руки много земли испахали....
В книгу произведений замечательного русского писателя рубежа XIX - XX веков Леонида Андреева вошли широко известные повести и рассказы: "Петька на даче", "Ангелочек", "Рассказ о семи повешенных", "Жизнь Василия Фивейского", "Иуда Искариот" и другие. Художник-иллюстратор: А. Кузнецов.
Всемирно известная фотомодель Уорис Дири рассказывает подлинную историю своей жизни. В четырехлетнем возрасте она подверглась насилию, в пятилетнем прошла обряд обрезания, искалечивший ее на всю жизнь, а в тринадцать лет сбежала из дому. Она пишет: «Было поздно отступать. Раз уж мне нельзя вернуться назад, значит, можно двигаться только в одном направлении — вперед». Так девочка-кочевница из сомалийской пустыни стала супермоделью и специальным послом ООН.
В плоския свят на Диска, носен на гърба на гигантска костенурка (от неизвестен пол), започва ужасно налудничаво пътешествие. Един алчен, но бездарен магьосник, наивен до кретенизъм турист, чийто Багаж тича със стотици малки крачета, дракони, които съществуват само ако вярвате в тях и разбира се, РЪБЪТ на ДИСКА…
Вокруг «Цветов дальних мест» возникло много шума ещё до их издания. Дело в том, что «Советский писатель», с кем у автора был заключён 25-ти процентный и уже полученный авансовый договор, испугался готовый роман печатать и потому предложил автору заведомо несуразные и невыполнимые доработки. Двадцатисемилетний автор с издевательским требованием не согласился и, придравшись к формальной ошибке, — пропущенному сроку одобрения, — затеял с издательством «Советский писатель» судебную тяжбу, — по тем временам неслыханная дерзость. В результате суд был выигран, автору выплатили причитающиеся по условиям договора деньги, но роман напечатался лишь через одиннадцать лет, в 1990 году, когда литература без политических разоблачений уже мало кого интересовала. Смею утверждать, что, несмотря на громадный по нынешним меркам тираж, 75 тысяч экз., «Цветы дальних мест» остались не прочитанными. А между тем художественная ткань романа — это и есть, строго говоря, то, что называют настоящей, подлинной прозой.
