Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, Все, что было. Уйдешь, я умру». Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне «Не стой на ветру»… Никто до Анны Ахматовой не писал о любви так пронзительно откровенно и просто. Ее поэзия столь совершенна, что даже небольшое...
