Алекс фон Берн, потомок древнего германского аристократического рода, является типичным представителем современной немецкой военной беллетристики. Его романы, с одной стороны, изобилуют обстоятельными подробными описаниями места действия, техники, биографий героев, и в то же время завораживают непредсказуемостью сюжетных поворотов и запутанностью интриги.Роман «Колонна Борга» повествует о поисках секретного авиационного завода, где гитлеровцы разрабатывали новый тип бомбардировщика сверхдальнего действия. В глубине Судетских гор пересеклись интересы сразу трех разведгрупп, но мало кому из их бойцов повезло остаться в живых…
Книга Генри Миллера «Тропик Рака» в свое время буквально взорвала общественную мораль обоих полушарий Земли. Герой книги, в котором очевидно прослеживалась личность самого автора, «выдал» такую череду эротических откровений, да еще изложенных таким сочным языком, что не один читатель задумался над полноценностью своего сексуального бытия... Прошли годы. И поклонники творчества писателя узнали нового Миллера — вдумчивого, почти целомудренного, глубокого философа. Разумеется, в мемуарах он не обошел стороной «бедовую жизнь» в Париже, но рассказал и о том, как учился у великих французских писателей и художников, изложил свои мысли о мировой литературе и искусстве. Но тут же, рядом — остроумные, лишенные «запретных тем» беседы с новыми друзьями: бродягами, наркоманами, забулдыгами, проститутками... Колоссом Маруссийским Генри Миллер называет греческого литератора и издателя Георгоса Кацимбалиса, родившегося и жившего в небольшом городке Неон Амаруссион, или просто Марусси. Переводчик стихов греческих поэтов на английский язык, издатель журнала «Новая литература» и глава влиятельной группы литераторов, известной как «Поколение 1930-х», Кацимбалис был колоритной фигурой на культурной сцене довоенной и послевоенной Греции. Сочинительству он нашел достойную замену, предпочтя «искусство жизни» искусству литературы, и стал живым воплощением духа эллинизма, возрождавшегося в стране в 1940-е гг.
Приднепровье, середина XIX века. Готовится отмена крепостного права, меняется традиционный уклад жизни, растёт национальное самосознание белорусов. В такой обстановке растёт и мужает молодой князь Алесь Загорский. Воспитание и врождённое благородство натуры приводят его к пониманию необходимости перемен, к дружбе с людьми готовыми бороться с царским самодержавием. Одним из героев книги является Кастусь Калиновский, который впоследствии станет руководителем восстания 1863-1864 в Беларуси и Литве.Авторизованный перевод с белорусского В. ЩедринойМИНСК«МАСТАЦКАЯ ЛIТАРАТУРА» 1977
Пароход пришел в полночь. Серебряная луна низко висела над озером. Она была ненужной здесь, на севере, потому что уже давно стояли белые ночи, полные бесцветного блеска. Длинные дни почти ничем не отличались от недолгих ночей: и день и ночь весь этот лесной низкорослый край терялся в сумерках....
В трилогии Виктора Петрова (1907-2000) «Колумбы российские» повествуется о судьбах русских первопроходцев, основателей Российско-Американской компании, посвятивших свои жизни освоению Русской Америки.Повести «Колумбы российские» и «Завершение цикла» рассказывают о главном правителе русских колоний Аляски Александре Баранове. Герой романа «Камергер двора» — талантливый государственный деятель царский камергер Николай Резанов, с которым связана одна из самых романтичных и трогательных историй того времени — история его любви к пятнадцатилетней испанке Кончите.
Теме преобразования родного края, героической борьбе со стихией посвящена и повесть "Колхида". Разных по характеру людей объединяет одно стремление - сделать болота Колхиды плодородным садом.
Мы с Андрюхой лежим в траве за машинным двором и смотрим на облака. Кайф. Последний кайф лета перед скучищей учебы и повседневности. Когда Гриша – алкаш, к которому нас определили на машинный двор – зовет нас, притворяемся, что не слышим. Пошел он в жопу вместе со сраным государством, которое загнало нас, студентов, в мудацкий колхоз в какой-то дыре, где делать нечего и в магазине пусто....
Роман, сложный по форме и содержанию, насыщенный психологизмами, эпизодами-ретроспективами ? приглашение к размышлению о смысле жизни и предназначении человека, потерях и обретениях, непарадном братстве людей разных национальностей, чувствах дружбы, любви, милосердия как подлинных и вечных духовных ценностях.
Две жизни. Две судьбы. И одна любовь.Любовь, в которую давно уже не верит автогонщик по прозвищу Белый Волк, внешне — мужественный супермен, а на поверку — мучительно одинокий, изверившийся в жизни человек…Любовь, которая озаряет новым светом жизнь независимой и гордой Ирины, не так давно потерявшей все, что было ей дорого, погруженной в черный омут безнадежности…Две боли. Две надежды на счастье. И — одна любовь...
У юных дев есть такая манера — влюбиться издалека, найти в толпе лицо и облик и смотреть, смотреть. И, допустим, дело происходит на факультетском вечере где-то ближе к Новому году и все старшекурсники тоже тут. Гомон, тьма, музыка, и, к примеру, вдруг старый джаз, почти цирковой номер, музыканты настроились на лирику: колыбельная птичьей родины, Луллабай оф бёдленд, луллабай, луллабай....
В книгу Людмилы Петрушевской "Колыбельная птичьей родины" вошли лучшие рассказы и повести из цикла "My best". Первая часть этого сборника состоит из историй, рассказанных от первого лица, она называется "Монологи для театра", так как некоторые из этих текстов были сыграны как моноспектакли на нашей и зарубежной сцене.Во второй части читатель найдет уже знакомые новеллы, многие из которых получили в свое время премии за лучший рассказ года. Кроме того, в сборник вошли самые известные повести писательницы "Свой круг" и "Смотровая площадка".
Как топчут дорогу по снежной целине? Впереди идет человек, потея и ругаясь, едва переставляя ноги, поминутно увязая в рыхлом глубоком снегу. Человек уходит далеко, отмечая свой путь неровными черными ямами. Он устает, ложится на снег, закуривает, и махорочный дым стелется синим облачком над белым блестящим снегом. Человек уже ушел дальше, а облачко все еще висит там, где он отдыхал, – воздух почти неподвижен. Дороги всегда прокладывают в тихие дни, чтоб ветры не замели людских трудов. Человек сам намечает себе ориентиры в бескрайности снежной: скалу, высокое дерево, – человек ведет свое тело по снегу так, как рулевой ведет лодку по реке с мыса на мыс....
Джимми Гай и Рита Уайтлоу торгуют оружием. Не любым, а коллекционным, имеющим историческую ценность. На очередной «стрелковой ярмарке» им предлагают на продажу кольт, некогда принадлежавший легендарному лидеру местных неофашистов, вдова которого ставит одно условие: пистолет не должен попасть в руки его преемнику. Но Джимми видится совершенно другая история – история любви, ревности и убийственных страстей на колониальной Кубе...
Книга «Кольцо Ведьм» является второй из серии книг о ведическом обществе. Хронологически продолжает первую, но является самостоятельной. А по стилю написания со "Сном Дурака" и вовсе не имеет ни чего общего.
События в романе происходят в XIV веке. Место действия — Прибалтика: Орденское государство, Великий Новгород, Польша, Литва. В центре повествования — борьба славянских народов и Литвы за выход к берегам Балтийского моря, борьба против захватнических устремлений немецкого ордена.
Таинственная магия кольца странника предопределяет судьбу того человека, который станет его владельцем: если не защитит ребенка, не спасет слабую женщину и предаст друга, то не миновать ему смерти.
«… Валиади глядел в черноту осенней ночи, думал.Итак?Итак, что же будет дальше? Лизе станет лучше, и тогда… Но станет ли – вот вопрос. Сегодня, копая яму, упаковывая картины, он то и дело заглядывал к ней, и все было то же: короткая утренняя передышка сменилась снова жестоким жаром.Так есть ли смысл ждать улучшения? Разумно ли откладывать отъезд? Что толку в Лизином выздоровлении, если город к тому времени будет сдан, если они окажутся в неволе? А ведь спокойно-то рассудить – не все ли равно, лежать Лизе дома или в вагоне? Ну, разумеется, там и духота, и тряска, и сквозняки – все это очень плохо, но… рабство-то ведь еще хуже! Конечно, немцы, возможно, и не причинят ему зла: как-никак, он художник, кюнстлер, так сказать… «Экой дурень! – тут же обругал себя Валиади. – Ведь придумал же: кюнстлер! Никакой ты, брат, не кюнстлер, ты – русский художник, и этого забывать не следует ни при каких, пусть даже самых тяжелых, обстоятельствах!»Итак? …»